Головна » 2010»Січень»5 » Хрустальов, машину! / Хрусталёв, машину! (1998)
20:15
Хрустальов, машину! / Хрусталёв, машину! (1998)
Інформація про фільм
Назва: Хрустальов, машину!
Ориґінальна назва: Хрусталёв, машину!
Рік виходу: 1998
Режисер: Алексей Герман
У ролях:
Yuriy Tsurilo ... Gen. Klensky (as Yu. Tsurilo)
Nina Ruslanova ... Wife (as N. Ruslanova)
Jüri Järvet ... Finnish reporter (as Yu. Yarvet)
Mikhail Dementyev ... Son (as M. Dementyev)
Aleksandr Bashirov ... Idiot (as A. Bashirov)
Natalya Lvova (as N. Lvova)
rest of cast listed alphabetically:
Sergei Dyachkov
Ivan Matskevich (as I. Matskevich)
Nijole Narmontaite ... Sonya (as N. Narmontaite)
Olga Samoshina (as O. Samoshina)
Tamara Serkova (as T. Serkova)
Про фільм:
В останню зимову ніч 1953 московський грубник Федько Арамишев по дорозі на роботу спокушується блискучою фігуркою на радіаторі порожнього, засипаного снігом "Опеля", що стояв на узбіччі.
Звідки було знати бідному Феді, що через легковажного вчинку він потрапить в історію, пов'язану зі "справою лікарів", оперативними планами МДБ і високої політики? Однак ця історія так і залишиться для нього невідомою, він так і не зрозуміє, через що отримав десять років таборів ...
Сергей Кудрявцев
8.5/10
Советский трагифарс
Эта лента находилась в производстве с 1991 по 1998 год, впервые была показана на Каннском фестивале в мае 1998-го, осенью того же года выпущена в прокат Франции и только через год представлена в России. Отношение к фильму «Хрусталёв, машину!» отличается резкой полярностью, подчас даже в одних и тех же отечественных и зарубежных изданиях. Разругав её после премьеры в Канне как совершенно бессвязное, непонятное, мрачное и тягостное кино, потом вдруг опомнились и начали сравнивать метод киномышления Алексея Германа то с «потоком сознания» у Джеймса Джойса, то с кошмарным сном наяву, хотя с тем и другим данная картина, пожалуй, имеет очень малую и весьма относительную связь. Она вообще оказалась проще, чем ожидалось (может, всё-таки на это повлияло прошедшее со дня мировой премьеры немалое время), и не так уж похожа на «чернуху», жестока и безысходна, а, может быть, впервые у этого мастера кино столь явно условна, склонна к трагифарсу и к своего рода карнавализации страшной сталинской эпохи, как ни кощунственно это прозвучит.
И уже после просмотра запоздало начинаешь вдруг понимать, что даже название «Хрусталёв, машину!» является своеобразной подсказкой относительно апокрифичности не только фразы Берии, но и всей рассказанной истории. Генерал-врач, который, почувствовав, что будет скоро арестован, бежит в конце февраля 1953 года из Москвы, по доносу схвачен, жестоко изнасилован подосланными зэками, внезапно освобождён и срочно отправлен спасать умирающего Сталина, чего сделать не смог, потом Берией милостиво отпущен домой, но осознав, что уже не сможет вернуться к прежней жизни, избирает судьбу шутовского перекати-поле. Вот почему многие несуразности, непонятности и преувеличения приобретают иное измерение, если взглянуть на них под верным углом (поэтому, как минимум, надо пересмотреть ленту по второму разу!).
Всё-таки затруднённое восприятие связано не с особенностями свободного сюжетосложения или намеренно не прослушивающимся текстом. Нам (не говоря уже о иностранцах) невероятно тяжело в себе преодолеть сложившиеся (в немалой степени — благодаря другим фильмам) представления о том трагическом времени. И всего лишь смещение акцента, изменение фокусного расстояния, уход от классической перспективы, своего рода децентровка точки зрения сразу же повергают кого-то в раздражённое, кого-то в недоумённое состояние. А наиболее благожелательно настроенные к Герману опять твердят про то, что нам впервые так потрясающе показали ужасы сталинизма, после чего эту тему следует считать закрытой. Хотя она, наверно, в такой трактовке была всего лишь приоткрыта.
И вообще картина «Хрусталёв, машину!», которую долго ждали, вероятно, как нового «Лапшина», заставляет по-другому взглянуть на творчество этого режиссёра. Его сквозная тема — как безжалостно стихийный водоворот истории уносит прочь её лучших и истинно преданных делу людей, искренне заблуждающихся относительно идеалов и мифов своего времени. Кроме того, именно в данном фильме Алексея Германа чуть ли не каждый эпизод стремится стать отдельным законченным опусом. В этом проявляется своеобразная «эксцентрика» композиции и всего повествования, которое словно желает избавиться от собственного центростремительного построения, предпочитая центробежную структуру, когда сюжетные линии больше похожи на борхесовский «сад расходящихся тропок».
Закономерно, что и внутри действия всё сильнее начинает ощущаться и внешняя эксцентричность происходящего, и внутренний абсурд всего сущего. Мир Германа становится подобен уже не гиперреализму (хотя на видимом уровне постановщик с присущей только ему невероятной тщательностью соблюдает все мельчайшие приметы прошлого), а условной трагифарсовой эстетике Франца Кафки и Сэмьюэла Беккета. Комизм и абсурдность поведения отдельных персонажей, которые причудливо играют со своими масками и социальными ролями, доведены до сгущённого состояния художественного преувеличения, что позволяет осознать (пусть в первом приближении), как сама действительность стала злой и мрачной пародией на себя.
В итоге вполне реальная история превращается в несомненный апокриф, а иногда по-шутовски ведущие себя герои в предчувствии резкого обострения болезни или же ареста с последующим расстрелом словно спасаются от страха, сумасшествия и смерти вот таким парадоксальным эксцентрическим образом. Да и трагическая по своей сути минувшая эпоха, повинуясь некоему подспудному инстинкту самосохранения, выживает и продлевается в настоящем благодаря отстранению, дистанцированию от самой себя и собственному же «остранению».
А ещё создаётся уникальное впечатление, что Алексей Герман в ленте «Хрусталёв, машину!» свидетельствует о прошлом не в качестве непосредственного очевидца и участника (хотя, казалось бы, он оказался практически впервые в своей кинобиографии среди тех, кто лично испытал на себе некоторые из поведанных на экране событий), но откуда-то из далёкого будущего, сквозь пелену веков, или вообще с иной планеты, из некой параллельной Вселенной. И именно этот временной зазор позволяет воспринять всё случившееся в истории страны как беспощадный трагифарс или жуткую фантасмагорию, чья правдивость и убедительность кажется тем сильнее, чем она представляется невероятнее и даже надуманнее.