«Идиот» (1951)
Итак, 1951 год. Экранизация романа Достоевского «Идиот». Роль Рогожина поручена Мифунэ. Актер вошел в новый и неизведанный для него мир Достоевского. «Идиот» не был случайностью в творчестве Куросавы. «Достоевский до сих пор мой любимый автор, и я думаю, что никто так честно не писал о жизни. Для меня нет более дорогого, доброго и велико душного писателя. Если я говорю о доброте, то имею в виду ту уязвимость, что заставляет вас желать отвести глаза при виде чего-то истинно грустного, трагичного. Достоевский отказывается отвести глаза. Он смотрит и страдает. В нем какая-то удивительная сила сочувствия...
Его гуманность, его сочувствие — вот из-за чего я преклоняюсь перед Достоевским и что я отчаянно люблю в его князе Мышкине». Это слова Куросавы.
Идейная концепция фильма опиралась на высказывание Достоевского: «Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества».
В фильме воссозданы почти все основные эпизоды романа, однако действие фильма протекает в Японии. Для Куросавы это вопрос принципиальный. Чтобы максимально приблизить смысл произведения к японскому зрителю, помочь ему глубже проникнуть в его суть, он считает необходимым переносить события на японскую почву. Позже он таким же образом поступит и с «Макбетом» Шекспира и с пьесой Горького «На дне».
Время действия фильма — 1945 год. Киндзи Камэда (князь Мышкин) возвращается с тропической Окинавы, где он находился в плену, в Саппоро, расположенный на северной окраине Японии — острове Хоккайдо. На пароходе он знакомится с Дэнкити Акамой (Рогожин), который направляется после смерти отца в родительский дом, откуда незадолго до этого бежал, украв бриллианты и подарив их Таэко Насу (Настасье Филипповне). Приступ болезни у Камэды объясняется тем, что он попал в плен, был приговорен к расстрелу, но в последнюю минуту его помиловали (ситуация, навеянная биографией Достоевского).
Куросава перенес действие на Хоккайдо, где много снега, люди носят европейскую одежду, пользуются в быту стульями и столами. Тем не менее России в фильме нет, лишь в музыкальное сопровождение включена мелодия «Однозвучно звенит колокольчик» да платье Аяко (Аглая) в одном из эпизодов сшито наподобие русской косоворотки.
Во всем остальном — это Достоевский, понятый и пережитый японским режиссером.
Куросава был точен в выборе актеров. Мифунэ с его необузданной жизненной силой как нельзя более подходил для роли Рогожина.
Масаюки Мори, актер тонкого психологического рисунка, с точеным, нервным лицом и выражением трепетного сострадания, которое искрится в его глазах, оказался именно тем «положительно прекрасным человеком», каким задумал Мышкина Достоевский. Мифунэ должен был сыграть человека широкого, человека сильных страстей и порывов. Он старательно вникал в сложную образность романа Достоевского, пытаясь разобраться в характере Рогожина, понять его «большую страсть», его мучительную борьбу с самим собой. Как повелось с первых же шагов на актерском поприще, Мифунэ серьезно отнесся к своему делу. С уважительностью неофита пытался проникнуть в его секреты, с ненасытностью ревностного ученика — все понять.
«Приступив к работе над ролью Рогожина,— рассказывал Мифунэ,— я принялся читать Достоевского и попытался его понять и, в свою очередь, как японец объяснить. Фактически я сыграл в фильме японца, но, несмотря на японский костюм, я пытался духовно раскрыть персонаж русской литературы. Коротко сформулировать, почему я полюбил Достоевского, очень трудно. Думаю, что в первую очередь меня притягивает к нему то, как он обрисовывает тончайшие движения человеческой души».
По-видимому, Мифунэ внимательно прочел страницы романа, где Достоевский описывает внешность Рогожина — «с серыми маленькими, но огненными глазами». Запомнились и губы, которые «беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую и даже злую улыбку», и выражение лица «страстное до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом».
Первое впечатление от Рогожина в фильме почти совпадает с этой характеристикой. Сначала на экране появляется крупный план его ног — вызывающе закинутых одна на другую. И уже затем мы видим его самого, молодого человека, улыбка которого не столь «нахальная и грубая», сколь брезгливо-снисходительная, свойственная сильному, здоровому, не слишком чуткому человеку при виде немощи другого. В первой серии фильма кроме встречи с Мышкиным на пароме
у Мифунэ еще два больших эпизода. Один из них — его появление в доме Гани Иволгина вслед за Настасьей Филипповной. Грубый и необузданный, он напоминает встревоженного хищника, которому страшно потерять добычу.
Весь этот эпизод является своеобразной реминисценцией характера разбойника Тадзёмару. Второй эпизод — приход Рогожина на день рождения Настасьи Филипповны с миллионом — ценой за любовь. Взлохмаченный, обросший, в кожаной куртке и шарфе, небрежно закрученном вокруг шеи, Мифунэ во внешнем рисунке скрупулезно точно следует характеристике Достоевского. Вплоть до «массивного бриллиантового перстня на грязном пальце правой руки». Но именно в этом эпизоде, несмотря на внешнюю приближенность к литературному первоисточнику, Мифунэ не сумел передать все нюансы натуры Рогожина. В романе на дне рождения Настасьи Филипповны наиболее зримо выразилась угрюмая страсть Рогожина, та «большая страсть», которая является основой его человеческого характера. Ведь вот как описывал эти мгновения Достоевский: «...он увидал Настасью Филипповну,— все остальное перестало для него существовать, как и давеча утром, даже могущественнее, чем давеча утром. Он побледнел и на мгновение остановился; угадать можно было, что сердце его билось ужасно. Робко и потерянно смотрел он несколько секунд, не отводя глаз, на Настасью Филипповну. Вдруг, как бы потеряв весь рассудок и чуть не шатаясь, подошел он к столу...» Дело в том, что Мифунэ должен играть роль человека, охваченного безумной страстью к женщине, страстью чувственной и глубокой. Но, как уже говорилось, открыто играть — а именно это здесь было нужно — любовную страсть актер не был склонен. Это не его амплуа. И потому Мифунэ, преодолевая сдержанность, старательно пытается изображать.
Лицо его напряжено, он тяжело, будто мучительно, дышит, глаза готовы выскочить из орбит, руки сжаты в кулаки, как у боксера. Значительно более органичной для него является победоносная улыбка, которая появляется на его лице, когда принесенный им миллион оказывается в горящем камине,— он сумел одержать победу над мужчиной, а для него это всегда главное. Ближе к образу, созданному Достоевским, актер в тех эпизодах, которые рисуют его взаимоотношения с Мышкиным. Здесь ярче проявляется то, что спрятано в глубине характера Рогожина — его природная мягкость, почти детская доверчивость. На этих нотах проходит весь эпизод братания и обмена талисманами. Рогожин как бы весь размягчен, он с доброй улыбкой смотрит на мать, которая поит его друга чаем, смотрит с нежностью и на самого Мышкина. Угрожающе страшен Рогожин в эпизоде покушения на Мышкина.
Ослепительно белые снежные сугробы, среди которых Рогожин подстерегает с ножом в руках свою жертву, выразительно оттеняют драматичность ситуации. Мифунэ здесь мрачен, охватившую его тревогу выражает лишь напряженный взгляд черных глаз. Об этом взгляде говорил Григорий Козинцев: «...глаза Рогожина — бешеные, жгущие, раскаленные угли,— именно такие, какими их написал Достоевский».
К сожалению, смысл выразительно снятого финала «Идиота» снижается игрой Мифунэ. Куросава несколько отошел от романа — в фильме рядом с мертвой Настасьей Филипповной рассудок теряют оба — и Рогожин и Мышкин. Необычный ракурс, сложная работа со светом придают лицам в финале трагический облик средневековых театральных масок. Однако Мифунэ не сумел найти здесь достоверные краски поведения своего героя, он закатывает глаза, проделывает множество неоправданных жестов, но не в состоянии выразить ни то страдание, которое привело его к безумию, ни то облегчение, которое оно должно было ему принести. Виноват в этом не один Мифунэ.
Куросава, который все время боялся отступить от Достоевского, в финале, доведя до безумия Рогожина, совершил очевидный просчет. Внезапное безумие, оправданное для Мышкина, оказалось слишком неожиданным для сильной натуры Рогожина, каким его сыграл Мифунэ.
Но эти отдельные просчеты не снижают в целом интересный, а для нас особенно любопытный сложный образ героя Достоевского.
